Неточные совпадения
Между тем дела в Глупове запутывались все больше и больше.
Явилась третья претендентша, ревельская уроженка Амалия Карловна Штокфиш, которая основывала свои претензии единственно на том, что она два месяца жила у какого-то градоначальника в помпадуршах. Опять шарахнулись глуповцы к колокольне, сбросили с раската Семку и только что хотели спустить туда же пятого Ивашку, как были остановлены именитым
гражданином Силой Терентьевым Пузановым.
Глупов закипал. Не видя несколько дней сряду градоначальника,
граждане волновались и, нимало не стесняясь, обвиняли помощника градоначальника и старшего квартального в растрате казенного имущества. По городу безнаказанно бродили юродивые и блаженные и предсказывали народу всякие бедствия. Какой-то Мишка Возгрявый уверял, что он имел ночью сонное видение, в котором
явился к нему муж грозен и облаком пресветлым одеян.
Между тем собрались
граждане. Собрание было больше прежнего.
Явилось несколько новых
граждан и одна новая гражданка Чулкова, которая говорила, что она не намерена себе ни в чем отказывать; что она раз встретила в Летнем саду человека, который ей понравился, и прямо сказала ему...
Стал заводиться Дом Согласия. Белоярцев первый
явился к Мечниковой, красно и убедительно развил ей все блага, которые ожидают в будущем соединяющихся
граждан, и приглашал Мечникову. Мечникова сначала было и согласилась, но потом, раздумав непривычною к размышлению головою, нашла, что все это как-то непонятно, неудобно, даже стеснительно, и отказалась.
Егор Егорыч промолчал на это. Увы, он никак уж не мог быть тем, хоть и кипятящимся, но все-таки смелым и отважным руководителем, каким
являлся перед Сверстовым прежде, проповедуя обязанности христианина,
гражданина, масона. Дело в том, что в душе его ныне горела иная, более активная и, так сказать, эстетико-органическая страсть, ибо хоть он говорил и сам верил в то, что желает жениться на Людмиле, чтобы сотворить из нее масонку, но красота ее была в этом случае все-таки самым могущественным стимулом.
— Прощай, почтенный
гражданин! — сказал он Минину. — Я спешу теперь в дом боярина Туренина и через несколько часов
явлюсь вместе с ним пред лицом сановников нижегородских, в числе которых надеюсь увидеть и тебя. Повторяю еще раз: я исполню долг мой; но… прошу тебя — не осуждай меня прежде времени!
Грассо был там, он сразу увидал меня, вскочил на ноги и стал кричать на всю церковь: «Этот человек
явился убить меня,
граждане, его прислал дьявол по душу мою!» Меня окружили раньше, чем я дотронулся до него, раньше, чем успел сказать ему что надо.
И вот, когда сумма этих унизительных страхов накопится до nec plus ultra [До крайних пределов (лат.)], когда чаша до того переполнится, что новой капле уж поместиться негде, и когда среди невыносимо подлой тоски вдруг голову осветит мысль: «А ведь, собственно говоря, ни Грацианов, ни Колупаев залезать ко мне в душу ни от кого не уполномочены», — вот тогда-то и
является на выручку дикая реакция, то есть сквернословие, мордобитие, плеванье в лохань, одним словом — все то, что при спокойном, хоть сколько-нибудь нормальном течении жизни, мирному
гражданину даже на мысль не придет.
Тогда протопоп указал, что Рыжов не справлял себе форменного платья, и в пасхальный день, скупо похристосовавшись с одними ближними, не
явился с поздравлением ни к кому из именитых
граждан, на что те, впрочем, претензии не изъявляли.
Граждане один за другим
явились на двор приказной избы, служивший вечевою площадию.
Ввечеру многочисленные стражи
явились на стогнах и повелели
гражданам удалиться, но любопытные украдкою выходили из домов и видели, в глубокую полночь, Иоанна и Холмского, в тишине идущих к Софийскому храму; два воина освещали их путь факелом, остановились в ограде, и великий князь наклонился на могилу юного Мирослава; казалось, что он изъявлял горесть и с жаром упрекал Холмского смертию сего храброго витязя…
Народ и
граждане! Да властвует Иоанн в Новегороде, как он в Москве властвует! Или — внимайте, его последнему слову — или храброе воинство, готовое сокрушить татар, в грозном ополчении
явится прежде глазам вашим, да усмирит мятежников!.. Мир или война? Ответствуйте!»
Тут князь московский
явился на высоком крыльце Ярославова дому, безоружен и с главою открытою: он взирал на
граждан с любовию и положил руку на сердце. Холмский читал далее...
Жители берегов Невских, великого озера Ильменя, Онеги, Мологи, Ловати, Шелоны одни за другими
являлись в общем стане, в который Мирослав вывел
граждан новогородских.
Существенной особенностью каждого правительства
является то, что оно требует от
граждан той силы, которая составляет его основу. Таким образом, в государстве все
граждане являются угнетателями самих себя. Правительство требует от
граждан насилия и поддержки насилию.
— Ерунда! — отрезал Гребенкин. — Знаем мы эти свидетельства! Всякую чахотку пропишут, если попросить. Нечего,
гражданин, разговаривать. Не
явитесь завтра, — в подвал вас отправлю.
— Все мужчины, без всяких исключений! Больные и старые, — все равно. Все должны отправиться сегодня ночью. Предлагаю вам,
граждане, к одиннадцати часам ночи собраться к кофейне Аврамиди. Должны
явиться все записанные, под страхом революционной ответственности.
«Я знаю, что мне делать… — думал он. — Семейные основы поруганы, честь затоптана в грязь, порок торжествует, а потому я, как
гражданин и честный человек, должен
явиться мстителем. Сначала убью ее и любовника, а потом себя…»
А потому он
явился к князю и осмелился ему доложить, что это не губернаторское дело, а дело попечителя учебного округа, а притом, что учитель имел основание упоминать о «третьем сословии», так как это, очевидно, не что иное, как tiers-йtat, то есть сословие
граждан и крестьян, составлявшее в феодальные времена во Франции часть генеральных штатов (Etats généraux) и существовавшее до революции рядом с аристократиею и с духовенством.